JV: Доброй ночи.

JV: Я тут смотрю, у дяди Миши тетрадочка...

JV: ...Исписана убористым почерком вопросами. Готовился он, видимо давно и целеустремленно.

JV (перебивая): Не пытайтесь, не запугаете.

JV: Это биографические данные?

JV: Это делает вам честь.

JV: Жизненные университеты я оставлю за скобками...

JV: Куда ж денешься!.. И хотелось бы иногда деваться, а деться некуда. Ну, была школа, очень даже не средняя, а с очень даже углубленным изучением английского языка. Которая стоит до сих пор. Иногда очень хочется сказать: к сожалению, стоит.

JV: Ну да, это вопрос об учителях. После школы был университет. Который тоже стоит до сих пор. И называется он Российский Государственный Гуманитарный. В общем, я гуманитарий.

JV: Гуманитарий я с уклоном в искусствоведение, хотя в дипломе у меня написано, что я музеевед.

JV: Люди, которые это слышат, обычно говорят: “Чего-чего?.. Это что такое?” Ну, вроде как специалист по музеям. Считается... по крайней мере, считалось так, когда я получала на руки этот диплом и жала руку ректору.

JV: Тяга к чему?.. К искусству. На самом деле.

JV: В широком смысле. К искусству жизни. Поступала я в университет как очень многие люди, как выяснилось впоследствии, по одному простому принципу: чтобы не было там точных наук никаких, то есть ни физики, ни математики... Ну, в принципе, химию я бы еще потерпела, но поскольку химия не ходит без тех же самых математик и прочих наук, это было совершенно нереально.

JV: Ну конечно, у меня так и в метрике записано: Jude Викторовна... Родители, когда еще документы подавали, на них весь этот отдел записи и регистрации рождения ополчился, говорил: “Что вы, с ума сошли, в 75-м... каком-то году... (Что я сказала?! ...Ну да неважно, это не самая большая тайна на свете... ) Как можно такое буржуязвенное имя давать ребенку?”

JV: Средняя?.. Дело в том, что как раз средних оценок у меня не было, у меня либо полный up, либо полный down был в этом отношении. Все зависело от предмета и от моего отношения даже не к самому предмету, ну, по крайней мере, в искусстве, а к самому преподавателю, который занимался или вдалбливанием этого предмета в мою голову... или... или можно сказать даже: учением. Но последних, к сожалению, было меньше, хотя учительнице своей английского языка – Светлане Александровне Иванченко – я чрезвычайно благодарна. Во многом благодаря ей я и язык знаю... до сих пор...

JV: ...И все такое прочее. И как бы не случайно любовь появилась именно к Битлз...

JV: ...К англоговорящей и англопоющей группе.

JV: История была, на самом деле, такая же, наверно, как бы, местного значения и вместе с тем такая же романтическая, как у каждого человека, который проникся к этой группе теплыми чувствами. Дело было на Новый Год, 88-й, и мне родители подарили маленький магнитофончик такой, “Электроника-Триста-чего-то там”, их было несколько модификаций, они все были крайне просты, жутко жевали пленку...

JV: ...Затягивая ее в свои недра, и потом приходилось ее оттуда выдирать буквально – естественно, клочьями; но тем не менее, вместе с этим магнитофоном была подарена первая кассета, на которой было просто... даже ничего не было написано. Мама сказала, что это Битлз. А впоследствии я выяснила, что это был как раз болгарский сборник Love Songs, и начинался он с песни Yesterday. Вот с этой самой песни Yesterday я и прониклась. Помню... смутно помню, что в тот вечер я засыпала, и рядом со мной на подушке лежал магнитофон, и оттуда доносился голос Пола Маккартни, который пел понятно что. Я дослушивала песню до конца, перематывала на начало и слушала потом снова.

JV: Ну а потом пошло-поехало...

JV: Нет. Постепенно тайное начало становиться явным.

JV: И перешло из хронической в острую форму.

JV: Ну да, я просто пытаюсь вспомнить, когда она случилась хронологически.

JV: Широко известна в достаточно узких кругах.

JV: Ну, была такая радиостанция... Поскольку она сейчас уже не существует, я могу назвать ее название... Была радиостанция, которая называлась “SNC”, и мы ее будучи в школе, учась в последних двух классах, кажется, достаточно внимательно слушали... И там были в частности и битловские эфиры, правда такие достаточно хулиганского характера, и были люди, которые делали программу про всякую разную другую музыку, про русскоязычную и про англоязычную и к этим разгильдяйским товарищам и к самой “SNC” я ужасно привыкла, и когда она в один прекрасный (тогда казалось - ужасный) день накрылась медным тазом, я оказалась совсем потеряна в волнах радиоэфира, потому что слушать стало нечего...

JV: Да, по вечерам стало мне слушать совершенно нечего. И как-то, гуляя по диапазону, я случайно, действительно совершенно случайно наткнулась на ночной эфир Владимира Ильинского и Георгия Мосешвили. Он тогда был всего один и шел он, кажется, в среду, если я ничего не путаю...

JV: Это было в очень далекие времена. Мне сейчас самой кажется, что это было очень давно. Я, видимо, один из самых, если не самый действующий старожил-слушатель.

JV: Да, с Леной мы вдвоем с зимы 93-го года. А потом случилось такое, что делал перевод в эфире Георгий Ираклиевич... замечательной вещи, тут ее ставили на этой неделе в эфире Братьев по Оружию. Вещь, которая, собственно, так и называется, вещь Dire Straits Brothers In Arms. Ну, я так позванивала до этого, отвечала на какие-то вопросы, как правило, неудачно, вставляла какие-то свои коротенькие комментарии, ужасно, я помню, у меня при этом краснели уши, когда меня выводили в прямой эфир... Но поскольку кроме меня никто этого не видел, это считалось что как будто этого и нет. И вот в этот самый... даже не день, это была ночь – что-то мне так страшно понравился этот перевод (он действительно был очень хорош, и он был очень прочувствованно хорош) я решила поблагодарить автора этого перевода за его труд. И позвонила и между мной и Ираклиевичем… Георгием Ираклиевичем…

JV: Состоялся примерно такой разговор... Я даже некоторые свои выражения помню с точностью до самого “до” (и от самого “от”). Я выразила ему свою глубокую благодарность. Он сказал: “А Вы сами что-нибудь переводили когда-нибудь?” - на что я ответила: “Неблагодарное это дело.” Он сказал: “А может быть Вы что-то для нас тогда сделаете?..” - логики в этой беседе я, честно говоря, до сих пор не наблюдаю...

JV: Он тогда вычислил...

JV: Я сделала два перевода. Вот один, честно говоря, запамятовала, это было что-то из Queen, что-то лирическое, а вторая была песня как сейчас помню, Here Today Маккартни. И тоже у меня такие эти появления ну не то чтобы исключительно на Эхе Москвы, но это совпало не со свободой, а со знаменитым путчем 93-го года, и когда я приехала на радиостанцию, был комендантский час уже введен, то есть это было после 11 часов вечера...

JV: Не выпускали и очень не хотели пускать. А поскольку радиостанция находилась на Никольской, в самом что ни на есть центре города, там рукой подать до Кремля, пустили меня туда не сразу.

JV: Я помню железную лестницу, которая вела с первого этажа на второй, эту грохочущую лестницу, по которой еще сидя в противоположном конце коридора было слышно, как кто-то начинает подниматься по первым ее ступенькам. Лестницу... даже не столько ее вид, сколько звук этой лестницы. Потом другая лестница, которая вела вот в маленькую студию, шкафчики с компактами, которые стояли сзади, за спиной сидящего гостя студии. Я прекрасно их помню. Что самое забавное – ну может не самое забавное, но все-таки маленький такой исторический фактик... Радиостанция находилась в доме № 7 по улице Никольской, а часть учебных помещений РГГУ, которые я регулярно посещала, находилась в доме 7/9, то есть во дворе того самого Заиконоспасского (?) монастыря, который, собственно, и считается домом № 9. То есть практически я…

JV: Ну это уже какие-то мичуринские тараканы!

ВИ: ...Во-первых, там бесконечно выводились щенки...

JV: У тараканов?..

JV: Зверинец, да и только... Нет, в звукозаписывающейся студии я, естественно, не была. Но я помню, что, идя на казнь, поднимаясь по ступеням на какой-нибудь зачет или экзамен, я часто так... С приятностью внутренней для себя думала, что вот через двор только рукой подать и вот те вот окошечки наверху…

JV: ...Как раз вот из студии.

JV: Песенка – это святое дело. Песенка имеющей непосредственное отношение к нашему эфиру группы Traveling Wilburys с третьего их тома “Poor House”.

Часть 2.

Часть 3.